Тебе больно? Правильно, пусть тебе будет ещё больнее. Никогда не забывай о грехе, который совершил.
ALL DONE
Так как фб закончилась, я обещал флэшмоб. В этот раз тема весьма однозначная.
Грехи и пороки.
Например - мой грех в том, что я не заканчиваю начатое. Поэтому в этот раз заявок будет 7. 7 - хорошее число, я люблю его. 7 заявок я выполняю железно.
Правила, как обычно: с вас персонаж из списка и грех. С меня драббл.
Если пойдёт хорошо, то можно будет добавить мне ещё персонажа на один грех.
Персонажи: добавлены ещё персонажи
читать дальшеDark Souls - Крейтон, Орнштейн
Undertale - Санс, Азриэль, Гастер + unfell! Гриллби, unfell! Санс
Bloodborne - Людвиг, Саймон, Брадор, Хенрик + Гаскойн, Альфред, прочие охотники
Всё забрали))
1. Superbia (гордыня)
Исполнения:
Чревоугодие – победа тела над духом; это широкое поле, на котором бурно растут все страсти; это первая ступень отвесной, скользкой лестницы, ведущей в преисподнюю.
Сначала они услышали смех. Безумный, нечеловеческий, громкий. Брадор смеялся так торжествующе, словно постиг великое знание. В один вечер он пожертвовал своей человечностью и здравым умом ради этого. Он ни о чём не жалел.
Он больше ничего не жаждал.
Всё находилось прямо у его ног. Шкура и плоть. Плоть и шкура. Когда-то это чудовище было его другом, но Брадор не задумывался об этом, его больше не волновала судьба своей жертвы, и сердце не щемило чувство потери. Однажды вкусив кровь чудовища, ты теряешь частичку себя. И крови порой бывает недостаточно.
Они увидели его фигуру. Остановившись на пороге, церковники замерли в нерешительности, и лишь один из них рискнул переступить разделяющую их иллюзорную черту. Брадор стоял на коленях перед рогатым исполином. Срезая ножом шкуру, он продолжал хохотать до хрипоты, исступлённо припадая губами к сочащимся кровью ранам. С каждым глотком он чувствовал, как по его венам разливалась чудовищная мощь.
Но крови было мало.
Брадор аккуратно отделил скальп от плоти монстра. Любовно оглядел тяжёлые рога и перенёс этот венец на свою голову, заливая глаза густой кровью. Смех его почти превратился в хрип. Стон — в громкую победную песнь.
— Брадор? — выступил вперёд один из послушников. — Брат Брадор?
Познавший великий замысел даже не повернулся. Отделяя ножом куски плоти чудовища, он поглощал сырое мясо, будто божественную амброзию. Кровь стекала по его подбородку, теряясь в складках воротника и впитываясь в и без того промокший жилет. Как если бы Брадора поразила ярнамская хворь — Кара Зверя.
Церковники стояли молча. Их испуганные побледневшие лица освещал лишь кровавый свет луны за окном. Потерявшие своего первого викария однажды, они напоминали заблудившихся в пустыне паломников. Теперь, лишившись головы, Церковь Исцеления видела спасение лишь в недосягаемом знании, растекающемся по венам порождённых кровью монстров. Брадор просто быстрее перешёл от теории к практике, как сказал бы погибший мастер Лоуренс.
— Вы… Хотите знать, что за тайны кроятся в тенях?
Не узнав его голос, церковники попятились. Поднявшись на ноги, убийца, облачённый в звериную шкуру, покачнулся, но устаял, омывая кровью свои перебинтованные ладони.
— Я узрел. Истинную суть. Главную загадку, которую так хотели разгадать многие из нас.
Подняв руку, Брадор вытянул указательный палец и цокнул языком — кто-то из присутствующих пытался подойти к нему, но в итоге снова отпрянул назад, без слов поняв предостережение.
— Поглощение крови. Поглощение плоти. Всё это есть истина. Другой вопрос… А позволит ли это знание вам получить искупление собственных злодеяний?
Он очень медленно повернулся, всё ещё сжимая нож. И поднял взгляд, одурманенный кровью.
Ему хотелось снова вонзиться зубами в сладкую плоть чудовища, чтобы почувствовать присутствие Великих.
— Это моё доказательство. Доказательство того, к чему вас может привести погоня за тайнами, скрытыми во тьме. Рискнёте ли повторить мою трапезу?
Замершие от страха церковники расступились, выпуская Брадора из здания часовни. Медленно спускаясь по ступенькам вниз, он облизнул лезвие ножа и блаженно застонал.
Его тело требовало продолжения.
U̵͕͋ͧN̞̥̤̕D͉̘̀̈E̹ͮ̐ͧ̽͛Ŕ̟̲̦̊̂͌̀ͭ͂T̰̗̘̲̑̆̒A͔̝̞͉̯̍L̠̩͈̮̽͆ͮ̅͒ͬͮE̳͙͈̹͇͔̟
Sans
INVIDIA
Diorama – Synthesize Me
Sans
INVIDIA
Diorama – Synthesize Me
Запись #10
Я сделал всё, что мог, чтобы оградить вас двоих от реалий этого мира.
Но потом понял, что это бесполезно.
Санс сидел перед старым радиоприёмником, слушая далёкие помехи, сквозь которые пробивались чьи-то голоса. Где-то играла музыка. Неспешный блюз сменялся кислотными ритмами и песенными опусами Меттатона. Настраиваясь на нужную частоту, скелет иногда припадал к маленькому динамику, но тут же терял сигнал, ругаясь сквозь крепко стиснутые зубы.
— Я знаю, что это был не несчастный случай. Я видел всё собственными глазами… — шептал Санс, когда радио затихало. — Как ты раскинул руки и полетел вниз, как энергия Ядра поглотила тебя. Как ты стал свободным.
Пустые глазницы скелета потемнели. Возникло непреодолимое желание выбросить радио и уничтожить его прецельным выстрелом из гастербластера. Но Санс сдержался.
— Хорошо тебе теперь, да? Где бы ты ни был. Весело, наверное.
Динамик зашипел и снова запел голосом Меттатона — робот пел про то, как любовь может изменить мир, но скелет не был настроен на сантименты. Дойдя до предельного значения частот, он резко прокрутил колёсико в самое начало, бросаясь язвительными комментариями в пустоту. Он сам удивился тому, настолько ядовитой может быть его речь, часто заполненная бессмысленными каламбурами.
— О чём ты думал? — спросил Санс у радиоприёмника. — Видел ли ты, как я перегнулся через перила, чтобы спасти тебя? Тщеславная мразь…
Пытаясь поймать сигнал, скелет думал о том, что это напоминает ему бесплодные попытки схватить наэлектризованный воздух. Он прекрасно помнил, как отпрянул от перил и закричал, как его поймали за край белого халата, оттаскивая от самого края. Гастер знал, что, убив себя, избавится от опасности застрять во временной петле в будущем. Он обрёк своих детей на ненужное бессмертие, а сам трусливо сбежал.
Но у Санса всё ещё теплилась надежда, что он сумеет найти хоть какие-то свидетельства того, что бывший королевский учёный выжил.
Чтобы самостоятельно оборвать его жизнь.
— Где ты? Я закопался в твоих чертежах и записях, силясь найти то, что ты задумал на самом деле. Хочу посмотреть тебе в глаза, Гастер, хочу увидеть в них ответ на один вопрос, который не даёт мне покоя вот уже шестидесятый ресет подряд… — обессиленно опустив плечи, Санс судорожно выдохнул и, убрав руки от шипящего приёмника, закрыл ладонями глаза. — За что?
Он ненавидел своего отца. Он завидовал тому, что тот теперь ничего не чувствует, ничего не помнит, ничего не запоминает. Его лицо стирается из памяти всех жителей подземелья, и лишь Санс был способен до мельчайших подробностей восстановить каждую деталь.
За что?
— Ненавижу тебя. Ненавижу… — прорычал скелет. — Ты спасся, а мы вынуждены сидеть здесь, как бабочки в стеклянных банках, каждая в своей. Ты не видел, как человеческий ребёнок в секунду превращается в чудовище. Ты не умирал. Ты наконец-то свободен, да? — Санс невесело усмехнулся и снова аккуратно взял радиоприёмник, поправляя антенну. — А как же… мы?
— САНС?
Дверь за спиной скелета открылась, и в комнату зашёл Папирус, всем своим видом выражая искреннее недоумение.
— С КЕМ ТЫ РАЗГОВАРИВАЕШЬ?
Санс выпрямился и, обернувшись, натянул на лицо привычную брату улыбку.
— Ни с кем, Папс. Просто пытаюсь настроить радио.
Недоверчиво сощурившись, младший сделал шаг вперёд и сложил руки на груди. Он не верил ему.
— ЗАЧЕМ?
— Чтобы послушать музыку. Зачем ещё нужно радио? — более уверенно объяснил Санс и поднялся. Динамик издал странный высокий звук и снова зашипел. Явно не удовлетворённый ответом брата, Папирус кивнул и нехотя развернулся к двери.
— ХОРОШО, КАК СКАЖЕШЬ. Я, ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС, ПРОЩАЮ ТЕБЯ.
Хлопнула дверь.
Опустив взгляд на бесполезный приёмник, Санс ещё раз без особой надежды покрутил его и поставил на комод. Сунув руки в карманы, скелет какое-то время сверлил его взглядом, а затем подошёл к беговой дорожке и исчез, решив пропустить стаканчик кетчупа у Гриллби.
В этот момент приёмник ожил и сам настроился на нужную частоту.
Изменённый помехами голос продиктовал в пустоту:
Запись #8
Если я сделаю это, я никогда не смогу себя простить.
Мёртвые не завидуют живым. Живые завидуют мёртвым.
При успешном завершении эксперимента я знаю, где я окажусь.
Я̯̲̬͙͙͉̫ ͎̩͚̰б̠͈̤̥у̮̘̺̖̖̻ͅд̡̫̜у ̲̼͢п̡̯̤̤̻̟̙̳ов̸с҉͖͖̳̹͚ю͝д͖͈̝̮͇͚ͅу̫.̴̯̣̺̫̳
И замолчал.
BLOODBORNE
Ludwig
IRA
BLOODBORNE OST - Lullaby for Mergo
Ludwig
IRA
BLOODBORNE OST - Lullaby for Mergo
Гнев всегда подталкивает нас к необдуманным поступкам. Заставляет иначе взглянуть на ситуацию, довольствуясь лишь своими узкими представлениями о том, что хорошо, а что плохо. Ярость, выплёскиваемая на окружающих, превращается в карающий меч, который не делит на своих и чужих, а просто казнит всех. Без разбору.
И как только гнев отступает, облизывая берега нашего разума в последний раз, остаётся лишь гнетущая пустота. И чувство вины, от него никуда не спрятаться, будь ты хоть десять раз защищён от уколов собственной совести.
— Скажи мне, добрый охотник церкви…
Слова отзывались в голове Людвига болезненным эхом.
— Видел ли ты свет?
— Замолкни.
Оттолкнув от себя обезображенного нищего, он переступил через ворох грязного тряпья, некогда называющее себя человеком, и прошёл вглубь тёмных задворок Старого Ярнама. Меч лунного света тускло поблескивал за его широкой спиной.
— Чудовища — это проклятие. А проклятие — это оковы… — доносились до него шепотки из каждого угла. По грязным мостовым едва заметной дымкой стелилась невыносимая трупная вонь. Чья-то изъязвлённая рука схватила Людвига за край плащаницы и потянула на себя — ему пришлось постараться, чтобы не убить бездомного на месте и аккуратно вырваться.
— Помоги нам… — шептала темнота.
— Я всех вас здесь сожгу.
Вслед ему глядели болезненно-бледные лица. Маски некогда живших здесь людей, скрытые под грязными капюшонами. Миновав карантинную зону, Людвиг вытащил из ножен меч и ступил на не менее привлекательную пустынную улицу. Пока его охотники развлекались в трущобах, глава церковных псов пустился в путешествие по землям смерти в одиночку.
Потому что его переполнял гнев.
— Людвиг?
Рядом с ним раздался скрежет — это трость прочертила на брусчатке невидимый след. Вальтр, глава Лиги, вышел из темноты прямо на охотника, ступая так легко, будто ночная охота превратилась в вечернюю пешую прогулку. За мастером Лиги вился кровавый туман.
— Я просил не вмешиваться в дела Церкви, еретик. С дороги.
Слова вырывались из горла яростным рычанием. Людвиг пригрозил Вальтру мечом, и его лезвие отразило багровый лунный свет.
— А я пришёл сюда не за тем, чтобы препятствовать вашим делам, охотник. Я пришёл предостеречь тебя.
Глупо угрожать человеку, который давно уже прозван безумцем в кулуарах Церкви. Но Людвига не пугала ни провокация, ни огромная циркулярная пила за спиной мастера.
— Ты хочешь убивать. Я вижу это в твоих глазах… — Вальтр сделал осторожный шаг вбок, и церковный охотник напрягся, будто зверь, готовый к прыжку. — Жажда крови влечёт тебя вперёд. Разорвать добычу. Съесть её плоть. Уничтожить.
— Замолкни… — прорычал Людвиг и шумно выдохнул с еле сдерживаемым хрипом. — Такие, как ты, никогда не поймут истинного предназначения охоты.
— Ой ли? — Вальтр хохотнул, отстукивая тростью по брусчатке ритм своих шагов. — Это паразиты говорят в тебе. Ты заражён. И такие, как я, выходят на охоту за такими, как ты. Скажи мне… — он подался вперёд, глядя на охотника сквозь круглую прорезь шлема. — Почему ты стал рабом своего гнева?
Сорвавшись с места, глава церковников рассёк воздух своим мечом, в слепой ярости надеясь снести голову врагу, но мастер элегантно отклонился в сторону и парировал удар своей тростью, высекая искры. Хрипло дыша, Людвиг издал звериный вопль и вновь набросился на Вальтра, но задел лишь край плаща констебля.
Глава Лиги тихо хохотнул.
— Почему что тебе… страшно? Страшно блуждать в темноте своих заблуждений?
— Заткнись, еретик!
Тяжёлое древко циркулярной пилы едва не выбило меч из рук Людвига, и тот отпрянул в тень, следя за неприятелем безумным взглядом. От напряжения запястье заболело, но охотник этого не почувствовал.
— Страшно? Боишься превратиться в зверя страшнее каждой твари в этом проклятом месте?
Вальтр и не думал нападать. Это злило сильнее. Распаляло жаровню гнева, отключая сознание Людвига от реальности. Он слышал, что говорил ему мастер, но не понимал его слова. Потому что ярость ослепляет и оглушает. На мгновение воцарилась гудящая тишина.
— Тогда гнить тебе на могиле убитых тобой невинных людей. — резюмировал мастер без тени насмешки. — Ты паразит.
Раздался текучий звук струящегося лунного света. В возникшей темноте Людвиг снова видел путеводные огни, влекущие его к единственной путеводной звезде на чёрном небосводе.
Но едва сорвавшийся всплеск магии настиг неподвижно стоящую цель, как реальность перед глазами охотника померкла.
Очнулся он тогда, когда астральные часы почти пробили бесконечную полночь. Помимо него на дороге никого не было.
Но церковник всё ещё отчётливо слышал стук трости, напоминающий ему отдалённо знакомый звук.
Кап. Кап. Кап.
Будто в его голове плакала Великая Мать Кос, проклиная его раз за разом и вызывая постепенно растущее, съедающее всё на своём пути чувство.
Чувство вины.
DARL SOULS II
Creighton, Pate
LUXURIA
Arctic Monkeys – Do I Wanna Know?
Creighton, Pate
LUXURIA
Arctic Monkeys – Do I Wanna Know?
— Хэй, старина Пейт. Весёлая выдалась ночка.
— Надеюсь, ты явился с добрыми вестями. Знаешь же, что гонца несчастий принято убивать…
Крейтон знает, что Пейт прячет за спиной острый нож. Это читается в его хитром взгляде из-под шлема, но убийца догадывается, что всё не настолько очевидно. Когда имеешь дело с профессиональным лжецом, сам иногда начинаешь сомневаться в собственных словах и убеждениях, подключая к размышлениям нездоровую паранойю, но Крейтон быстро берёт себя в руки. Просунув пальцы под забрало, он отстёгивает маску и медленно, стараясь не делать резких движений, кладёт её на стол.
Это первый раз, когда он открывает перед соратником лицо.
— Видимо, ночь сегодня действительно не в меру весела. Раз ты так расщедрился… — ухмыляется Пейт, обходя напарника кругом и пытаясь заглянуть ему в глаза. — Скиталец сбросил маску, хм? Всегда казалось, будто она приросла к твоему лицу.
— Чепухи не городи.
Пейт протягивает руку к шлему Крейтона и вздрагивает, когда скиталец хватает его за запястье, предостерегающе рыча.
— Доверие ещё не значит, что я позволю крысе вроде тебя трогать мои вещи.
— Даже если я сделаю так?
У кинжала Пейта изогнутое лезвие, острое, как мясницкий тесак. На привале он им обычно разделывает кроликов и может даже перепилить рога у оленя, если очень сильно постарается. А ещё таким оружием можно убить врага точным ударом между рёбер — выжить ни единого шанса.
Но вместо этого Пейт просто подныривает под руку напарника и уводит у него из-под носа шлем с маской.
— Неужели это и есть искусная работа мастеров из Мирры? На вид обычная подделка!
Крейтон смотрит вниз на поясницу Пейта и задумывается о том, где можно незаметно спрятать оружие в складках кожаной кирасы. Как усыпить бдительность врага и обокрасть его до исподнего, оставив гнить в ближайшей канаве, а затем обречь на вечность в облике полого. Обо всём этом он думает, протягивая руки к поясу на штанах Пейта и обшаривая его карманы.
— Подделка или нет — это не твоего ума дело.
Крейтон снимает с пояса напарника кожаный кошель и взвешивает его в руке, в то время как Добродушный Пейт усмехается и наконец оборачивается, чтобы застать рыцаря врасплох. Когда видишь чьё-то лицо целиком, а не только часть, спустя столь долгое время общения, от волнения начинает щемить в груди, но мародёр лишь цыкает и качает головой.
— Ты такой же страшный, как и твоя безликая маска, разве что у тебя есть пара лазурных глаз, от которых не оторвать взгляда. Так бы и вырвал тебе их.
Крейтон приближается, вжимая Пейта в край стола, и заводит руки тому под кирасу, слушая, как у него сбивается дыхание от этого действия. Он ищет иглы, кинжалы, наконечники стрел: всё то, чем можно убить, но выглядит это так, будто они обжимаются в кабаке. Рыцаря будоражит одна мысль о том, что под воинской кирасой Пейта скрывается множество секретов, ведь когда общаешься с лжецом, порой начинаешь сам сомневаться в собственных словах.
И мыслях.
И действиях.
— Возомнил меня блудницей из купальни или это угроза?
Пейт скалится. У Крейтона пересохло во рту, хочется выпить хоть немного вина из забытой у порога заплечной сумки. Напарник вырисовывает контур оленьей головы на накидке скитальца — неуловимое ощущение кончиков пальцев на кольчуге вызывает непонятную дрожь на загривке.
— Угроза. — отвечает Крейтон. — У тебя для блудницы куража маловато.
Юркая мысль хлыстом выбивает из рыцаря воздух.
Какой смысл скрывать за обыском желание раздеть и посмотреть, где Пейт прячет заветный кинжал?
Может, здесь?
Ладонь Крейтона накрывает жёсткую вставку, защищающую пах от ударов, и надавливает на неё, вырывая из горла Пейта изумлённый хрип:
— Не похоже… На угрозу.
Очарованный привкусом азарта на кончике языка, убийца из Мирры нехорошо усмехается. Пейт мог его остановить в любой момент, но лисье любопытство не спрятать за напускное благочестие. Крейтон заводит руку глубже, сжимает пальцы в паху Пейта сильнее и наклоняется к плечу напарника, слушая его сбивчивое дыхание.
Прикосновения получаются далеко не нежные из-за колец кольчуги.
— Где ты прячешь кинжал? — наконец не выдерживает Крейтон.
— Далеко не там, где ты ищешь. Да и на поиски это тоже не похоже, дорогой друг.
Речь у Пейта становится быстрой и нервной. Он ухмыляется, поднимает ногу и вжимает колено в правый бок скитальца.
— Мне стоит беспокоиться? — спрашивает последний.
— Что я выколю тебе глаза? Нет, брось. Просто вырежу у тебя на груди своё имя.
Пейт выхватывает оружие из сапога и вскрикивает от боли — кинжал звенит от каменную кладку пола, когда Крейтон заламывает мародёру руку и с рычанием опрокидывает того на стол.
— Я сам хотел его найти.
— А я никогда не умел ждать. Ты бы искал его до восхода солнца без моих подсказок.
— Закрой пасть.
Между ними повисает жаркая пауза, которая прерывается грохотом отстегиваемых пластин доспеха Пейта — в этот момент Крейтон с трудом сдерживался от грубых ругательств. Внутри у него расцветают колючие бутоны разврата, от которых больно и приятно одновременно.
— Не хочешь поискать что-то поинтереснее кинжала? — вздыхает Пейт с глумливой ухмылкой и сдергивает с головы Крейтона кольчужный капюшон.
— Если это сделает тебя послушнее, я готов рискнуть.
Крейтон отбрасывает в сторону шлем Пейта и хватает его за волосы на затылке, открывая кровожадному взору бледную шею со следами от жестких ремешков.
— Боишься верить мне дальше, Крейтон из Мирры? — от шепота Пейта внутри царапается паранойя.
На выдохе рыцарь зажимает рот напарника своей ладонью. На вдохе внимательно глядит сапфировыми глазами и шепчет:
— Нет.
Прежде чем поцеловать своего напарника, он сжимает его ладонь до хруста и ломает Пейту палец.
Чтобы почувствовать вкус его крика.
DARL SOULS
Dragon Slayer Ornstein & Executioner Smough
SUPERBIA
Dark Souls OST – Ornstein & Smough (piano version)
Dragon Slayer Ornstein & Executioner Smough
SUPERBIA
Dark Souls OST – Ornstein & Smough (piano version)
Что есть твоя гордыня для воина, привыкшего жертвовать падшими на поле боя и добавлять их перемолотые кости в свой суп?
— Смоуг…
Что есть твоя гордыня для бездушной иллюзии, которую ты защищаешь ценой своей жизни?
— Пообещай мне, что уничтожишь кольцо, если я паду в бою.
Что есть твоя гордыня для сошедшего с ума иллюзиониста, считающего собственные творения истиной?
Что. Есть.Ты. Для Анор Лондо?
— Зачем уничтожать?
Орнштейн опирается на копьё и прикрывает уставшие глаза, слушая, как Смоуг гремит доспехами, пытаясь уместиться на полу. Была бы его воля, он бы один охранял принцессу от любых напастей, но палач отныне и навсегда превратился в его тень, огромную, неумолимую. Как груз грехов, висящий камнем на львиной шее.
— Никто не будет обладать кольцом капитана Рыцарей Гвина. Эта реликвия навечно останется моей.
— Попахивает тщеславием.
Что есть твоё тщеславие против Избранного Немёртвого, прошедшего через ад, чтобы тебя убить?
— Чем дольше думаешь о том, что мир катится в бездну, тем шире становится эта самая бездна в твоей душе… — отвечает Орнштейн и снимает шлем, чтобы сделать глоток свежего воздуха у открытого окна. Последнее время ему казалось, будто ветер несёт трупный запах со стороны леса, но Гвиндолин списывал всё на паранойю. И капитан верил своему господину.
Что есть твоя гордыня для бездушной армии полых?
— Сто лет не видел твоего лица.
Закатное солнце слепит глаза, и Орнштейн отворачивается, смотря на Смоуга с отпечатком недоверия на лице. Перехватив поудобнее копьё, капитан рыцарей Гвина подходит ближе к палачу и неприятным взглядом изучает его безликую маску. Каннибал Смоуг лишь ухмыляется, скептически качая головой.
— А если я решу оставить кольцо себе? Нет уже ни Гвина, ни твоих хвалёных рыцарей. Что делать будешь?
— Подобные слова вызывают у меня только одно желание. Продырявить тебе башку.
Что есть твоя гордыня против одиночества?
— В любом случае, капитан… — стаскивая с бритой головы шлем, Смоуг смотрит в глаза Орнштейна с вызовом, достойным честного поединка. — Какой смысл в противостоянии, если мы оба ответственны за возложенную на нас миссию?
Печально, что, смотря друг на друга, они даже не догадываются, что стоят среди опустошённых комнат покинутого замка. Вокруг них только мертвецы и пепельная пустота, пропитанная отчаянием.
Знай это Смоуг, ничего бы не изменилось.
Знай это Орнштейн, он бы добровольно сдался.
— Попробуешь предать меня — лишишься головы. Никто не смеет вставать на пути у капитана четырёх рыцарей. Ты не один из нас. Ты — не я.
Он улыбается и, опираясь на копьё, наклоняется к палачу, высокомерно ухмыляясь. В ответ Смоуг скалит клыки.
— Бессмысленные предупреждения — твоё призвание.
Что есть твоя гордыня против вечных скитаний, на которые обречена твоя душа?
Орнштейн возвращается к окну и закатному солнцу за ним.
— Гох, Сиаран и Арториас больше никогда не вернутся. Кем теперь тебе командовать, а, Львиное Сердце? — издевательски тянет палач, опираясь рукой на своё колено. — Умерь своё тщеславие и прими реальность наконец. Король сгинул. Некому больше служить.
— Да даже харкая кровью я буду верен Анор Лондо и солнцу над нашими головами, буду прославлять Гвина и деяния, совершённые им. Тебе не понять.
Царапая стекло, Орнштейн даже не понимает, что окна нет. Что комната, в которой они разговаривают, давно уже покрылась пылью и пеплом времён, унесших былое величие Короля и его гвардии. Закончилась война с драконами, и люди с богами обрекли себя на смерть.
И вечные страдания.
Что есть твоя гордыня против рока?
— Ты будешь совершать деяния во имя Гвина или во имя собственной славы? Чёрт, капитан, да в военное время ты был куда разумнее! — Смоуг всплеснул руками.
— Разум? Нет. Я просто был напуган. А сейчас я знаю, что на вершине мира сего правят такие, как мы.
Провожая взглядом солнце, Орнштейн улыбается, надевая обратно душный тяжёлый шлем, увенчанный грузом его грехопадения. Слушая завывания ветра под крышей, он ставит копьё рядом, опирается на него, будто безмолвный голем-страж, охраняющий ворота в преисподнюю, и говорит, заканчивая мысль:
— Такие, как я.
Смоугу остаётся лишь мечтать о том мгновении, когда тяжёлый молот размозжит безумную львиную голову и освободит Орнштейна от мучений.
Обрекая на бесславную смерть в пепле и золе.
UNDERTALEFELL!
Asgor Dreemurr, Grillby
AVARITIA
Knauf & Ginjah – Greed
Asgor Dreemurr, Grillby
AVARITIA
Knauf & Ginjah – Greed
— Когда война с людьми закончилась, ты добровольно отрёкся от своего меча и доспехов, а теперь приходишь ко мне и просишься назад?
Оскалив дымящуюся пасть, Гриллби следил напряжённым взглядом за королём Дримурром и боролся с желанием лечь прямо здесь. Пропитанная откровенной скукой речь уже начинала надоедать, кофе из чашки волшебным образом испарялся, оставляя после себя запах пережаренных зёрен.
Он пришёл сюда не нотации слушать.
— Ты, бывший капитан целого взвода кровожадных огненных тварей… — оскалился Асгор. — Просишь вернуть тебя… В королевскую стражу? Или ты пришёл, поджав свой хвост, чтобы отнимать моё драгоценное время?
Фиолетовый элементаль провёл пальцем по столешнице и, выждав паузу, поднялся со своего места, огибая принесённый прислугой кроваво-красный стол. Под подошвами дорогих ботинок хрустели жёлтые цветы, чей аромат уже свербил в носу.Отвратительная вонь.
— Я вообще пришёл с деловым предложением.
Обойдя Дримурра, Гриллби очертил фиолетовым пламенем латный наплечник короля и остановился позади, пряча клыкастую усмешку в меховом воротнике. Асгор заметно напрягался, когда к нему подкрадывались сзади, поэтому было неудивительно, что злой повелитель тут же обернулся, угрожающе фыркая.
— Каким предложением, спичка?
Такое отношение предполагало пренебрежение. Словно Дримурр мог в любой момент сдуть наглое фиолетовое пламя со своего пути.
Не без этого.
— Меня интересуют человеческие души… — начал Гриллби, раскалённым языком проводя по своим острым клыкам. — Что если мы поставим это на поток? Предположим, я и костлявые шавки Гастера поймали человека, упавшего в подземелье.
— Что?! — взревел Асгор, выпрямляясь. — И вы до сих пор не сдали его труп сюда?
— Я не договорил.
Ресторатор оглядел Его Величество, затем бросил алчный взгляд на его корону, украшенную самыми драгоценными камнями Подземелья, и вздохнул. Будто маленькие звёздочки на чёрном небе, эти камушки могли дополнить его коллекцию ценностей, но...
— Я пришёл с предложением, связанным с выдачей этого человека. Просто мне всегда было интересно, сколько в вашем представлении стоит человеческая душа в пересчёте на золотые монеты?
Гриллби снова без страха протянул объятую пламенем руку и прикоснулся к доспеху Короля, который тоже был украшен настоящим золотом. Тяжёлый наверняка, но какой красивый узор украшал эти латы — они наверняка тоже очень дорого стоили.
— Ты хочешь… Продать мне ребёнка? — усмехнулся Асгор, скаля острые клыки. — Мне? Своему Королю?
— Да.
Была бы его воля, он бы забрал все человеческие души у Дримурра. Закрыл бы их в хранилище, как самые дорогие в этом мире ресурсы для объявления войны. Использовать их на себе? Стать Богом? Гораздо больше власти ты имеешь, храня у себя маленькие детские сердца, наполненные решимостью. Очарованный ими, Гриллби бы никому их не продал.
Но. Закон есть закон.
Висеть в петле или прослыть преданным Королю воином в отставке? Он выбрал второе, решив сорвать куш.
— Что мне мешает убить тебя прямо сейчас? — прорычал Асгор. — Я могу взять тебя под стражу. Или поймать одну груду костей, чтобы она позвала другую груду костей, и местоположение человека станет мне известно.
Угрожающе приблизившись, Дримурр сощурился и внимательно посмотрел в белые глаза элементаля. Фиолетовое пламя всё ещё было слишком ярким, чтобы смотреть на него напрямую.
— Я нужен тебе, Асгор. Потому что в этой голове… — Гриллби постучал пальцем себе по виску. — Достаточно идей для мести всем людям на поверхности. Что мне бизнес, то тебе способ казни. Обеспечь мне дорогу к золотому Эльдорадо, и я прославлю тебя, как самого могущественного правителя. Ты будешь Богом. А я буду считать прибыль. Всё просто, генерал.
Дримурр опустил взгляд и оценивающе хохотнул, отходя на шаг назад. Гриллби же легкомысленно поправил свой меховой воротник и выпрямился, сразу почувствовав себя увереннее, чем несколько секунд назад. Пока Асгор раздумывал над ответом, ресторатор считал деньги.
Считал, сколько будет стоить человеческое мясо под винным соусом.
Считал, сколько понадобится бутылок вина для празднования выхода на поверхность.
Считал, сколько выплатить Сансу и Папирусу, если дело пойдёт в гору.
Но Асгор продолжал напряжённо молчать.
UNDERTALE
Asriel Dreemurr, F̠̘͚͓̯̯I̙͙̻̣̪͔̭L̞̠̖̲̹̫̬͟E̸̡͓ ̨͉̹̩̖̭͟I̠̠̣̭̻̱̙͢ͅS͓̳ ̶͈͕̳̯͚̖̖̝͟D̶̳̱͉̘̙̟͠A̸̠͇M҉̵͖̤A̺̪G̡̠͇̝̘͎ͅE̡̫͕̱̥͇̪̬͉D̶̖̹̝̪̥͓͜
Acedia
Jim Yosef – Out Of Darkness
Asriel Dreemurr, F̠̘͚͓̯̯I̙͙̻̣̪͔̭L̞̠̖̲̹̫̬͟E̸̡͓ ̨͉̹̩̖̭͟I̠̠̣̭̻̱̙͢ͅS͓̳ ̶͈͕̳̯͚̖̖̝͟D̶̳̱͉̘̙̟͠A̸̠͇M҉̵͖̤A̺̪G̡̠͇̝̘͎ͅE̡̫͕̱̥͇̪̬͉D̶̖̹̝̪̥͓͜
Acedia
Jim Yosef – Out Of Darkness
Сверху падают жёлтые цветы. Золотые лютики. Ядовитыми лепестками они засыпают всё пространство вокруг него, превращая руины в луг необычайной красоты. Когда-то Азриэль мог здесь смотреть на звёзды, которых никогда не видел, а теперь просто слушает тишину, порождённую опустевшими коридорами.
Никто не придёт.
Фриск вывела всех на поверхность.
Вытянув руки перед собой, Азриэль ловит падающие лепестки и чувствует, как по загривку ползают ядовитые стебли растущих вокруг растений. Земля не отпускает его, тело стремится вернутся к уже привычной форме, но ничего не происходит. Как бы он не убеждал себя в том, что всё закончилось, кошмар только начался.
— Чара?
Вокруг светлого пятна в кромешной темноте, вокруг самого Азриэля сгущаются тени. Теперь контроль над этим миром находится в чужих руках, и маленький монстр прекрасно знает, в чьих, но боится признаться себе в том, что это действительно так. Сгребая лапами цветы, он снова оглядывается, морщится от болезненного отчаяния и ложится прямо на лютиковый полог, осознавая, что приобретённое всеми счастье — временное явление.
Где-то в темноте раздаётся топот детских ног.
Затем склизкий звук, такой, будто по стене ползёт гигантская улитка.
— Чара? — снова спрашивает у темноты Азриэль. — Я не плачу. Нет, ты не подумай, я правда не плачу, смотри!
Резко встав, он указывает на свои глаза в надежде, что тьма не ослепла. Живая иссиня-чёрная субстанция вокруг золотой поляны приходит в едва заметное движение.
— Я остаюсь здесь. С тобой. Кто-то ведь должен… Приглядывать за цветами. Верно?
Лепестки подхватывает ветер и укладывает их буквами на каменном полу так, чтобы Азриэлю было видно.
НЕНАДОЛГО
От констатации факта не становится легче. Он хмурится, усаживаясь поудобнее прямо на месте упокоения своей сестры, и натужно кашляет в ладони. На белом мехе отчётливо видны красные бусинки крови — предвестник обращения в цветок, первый звоночек перед неизбежностью. Лепестки снова ползают по камню, как живые, и складываются в отчаянное:
СЛАБАК
Азриэль прекрасно понимает, что так и есть. Скоро этот мир будет стёрт, чтобы на место доброй Фриск могла прийти безжалостная Чара. Нулевые координаты станут последними для тех, кого можно было называть друзьями, а самые слабые внезапно обретут скрытую силу.
Силу смотрящих из темноты.
А он отныне и впредь слабак, знающий все вероятности и уставший от безграничной власти, обретя которую, даже не сумел распорядиться ей так, как того требовала ситуация. Он просто отдал пульт управления.
Не успел нажать на RESET.
Не успел уничтожить их большой маленький мир.
Не смог… Отпустить.
— Прости, Чара.
Темнота набрасывается на лепестки, не давая им двигаться. Тягучая слизь проползает к самым коленям Азриэля и останавливается. Как скоро мир распадётся на миллион осколков, маленькому монстру уже не интересно.
— Кто ты? — спрашивает он, вперившись пустым взглядом в чёрную бесконечность..
И темнота отвечает ему:
— Т̤͙͈̯̲͟о̸̹̘̙̩͢т̷͎̹͍͕̼̙͘,̧̥ ̷͇̜̼̣̪̯̖͓͖к̢̠̼̣̹̦т̧̼̞̫̹͉͞ͅо̨̢͓͘ ̷̲̤͖̗͔с̵̝̱̬̠м̙͓͖̤̰̹͍̜͜о̻̮͈̞̘͓͍т̸̝̫̗̪̯̘̭̱̀р̢̜̩͔̀ѝ̧̣̮̥͟т̫̹̣͕͈.̜̗̪̠̕͝