«Твоя пустая жизнь позорно прожита; О том, что мертвецы рыдают, ты не знала!»
Не осилил, очень жальМеня надоумили на флэшмоб (и пускай я к этому не готов, но выбора у меня нет, как нет и у вас, придётся подождать).
На этот раз по Dark Souls. Лор я знаю не так хорошо, как в ББ, но я был бы не я, если бы не рискнул.
Всё забралиЗаявок семь. Правила те же. Тема на этот раз - старшие арканы таро . Важное уточнение: трактовать карту я буду по-своему, вам нужно только решить, перевернуть её или оставить в прямом положении. Ниже представлены общие сведения об этих арканах в их прямом положении.
Берёте заявку, берёте персонажей, я пишу драббл. Ниже есть список персонажей, с которыми я готов работать.
Персонажи-точно-напишу: Крейтон, Пейт, Орнштейн, Гвиндолин, Олдрик, Безымянный Король, Лотрик и Лориан, Хранительница Огня, Ирина, Эйгон, Серокрыс, Леонхард Безымянный Палец.
Персонажи-очень-сомневаюсь-но-давайте: Арториас, Хранители Бездны, Избранный Немёртвый.
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
Велком в комментарии.
читать дальше
Исполнения:
читать дальше
БАШНЯ
Крейтон/Пейт
Крейтон/Пейт
Они немы и глухи, они не воспринимают мольбы и не способны на сострадание. Их власть определена от сотворения мира и присутствует там, где запах разложения и тлена лишь начинает появляться в тонком мире. Но его достаточно для того, чтобы они начали свой путь. Его в достатке, чтобы придать им сил и дать им право на проход в наш мир. Возможно, вам пригодится это в будущем, там, где вы найдете покой, если спасете себя и свою душу.©
— Люблю, когда ты так стонешь.
Приоткрыв глаза, Пейт увидел перед собой сырую каменную кладку, от которой сильно несло заплесневелым подвалом. Из его горла снова вырвался стон, тело, сопротивляясь боли, задрожало, и при попытках пошевелиться мародёр потерпел громкое фиаско.
— Боги, как ты жалок.
Грубая рука в кольчужной перчатке схватила Пейта за волосы и потянула вверх. Опираясь на руки, он попытался приподняться, но все его мускулы содрогнулись от напряжения, и воин едва не провалился в забытье, но его оттуда быстро вырвали очередным ударом под рёбра. Крейтон, наблюдая за этими поползновениями, презрительно скривился.
— Ворам отрубают уши и руки, но мне кажется, тебе следует отрубить нечто иное, чтобы ты перестал зариться на чужую добычу. Зачем тебе яйца, шлюха? Так стонут только шлюхи.
Пейт поднял на Крейтона яростный взгляд и позволил себе дерзкую улыбку. Ссадина от укуса на нижней губе снова треснула — привкус крови на кончике языка вызвал у него тошноту.
— Что, тебе мало? — притворно удивился Скиталец. — Спой мне ещё.
Наступив на ладонь мародёра, Крейтон навалился на ногу всем телом и, не успев насладиться характерной гримасой боли на лице у жертвы, вскрикнул сам: защищаясь, Пейт сумел не только вырвать хрустнувшую ладонь из-под ступни убийцы, но и ударить его по колену. Возмущённый попытками сопротивления, дезертир из Мирры рывком перевернул воина на спину и надавил коленом ему на грудь, вжимая в пол.
Эта драка началась не случайно. Помнишь ли ты?
— Да будь ты проклят, Крейтон. Что такого важного в этом кольце? — задыхаясь, с трудом выдавил Пейт. — Не выронил ли ты его?
— Скажешь ещё хоть слово, и я клянусь, я вырежу тебе язык и съем его на ужин, запивая вином, смешанным с твоей кровью.
Шумно дыша сквозь маску, Скиталец разжал челюсти Пейта, едва не сломав ему передние зубы, и просунул в глотку два пальца, вызывая у жертвы рвотный рефлекс. Последний раз мародёр ел только утром, поэтому к горлу подступила желчь, от которой у него защипал язык, а дышать стало в разы сложнее.
— Сожмёшь зубы, лишишься челюсти, слышишь меня? — глумливо предупредил Крейтон. — Буду учить тебя подчиняться, псина.
Что такого важного в этом кольце?
Свободной рукой забравшись под накидку и едва не сорвав шнуровку, Скиталец коленями зажал грудную клетку Пейта и, высвободив член, издал удовлетворительный смешок, заметив в глазах жертвы страх.
— Думал, отделаешься только побоями? Будь ты умнее, смекнул бы, что за совершённые ошибки платят не только медяками.
Метафора комом встала в горле мародёра, и он страдальчески свёл брови, взмолившись первым богам о спасении. Грубые пальцы Крейтона в перчатке неприятно царапали ему язык, мир перед глазами то вспыхивал яркими красками, то мерк, и единственным ориентиром в пространстве являлись яростно горящие лазурные глаза убийцы, смотрящие на него стервятником.
— Хочешь почувствовать себя особенной, милая?
Что такого в этом кольце? Обычная безделушка, колючая и раздражающая, как сам убийца, но мародёр украл её, едва заметив на столе. Она манила его с того самого дня, как они встретились со Скитальцем и решили, что совместная охота за реликвиями принесёт свои плоды.
Не так Пейт хотел закончить. Не здесь. Не сейчас.
Когда Крейтон вынул из его рта пальцы, он закашлялся и прорычал, вырываясь, будто дикий зверь:
— Я разукрашу твоими внутренностями побережье Дранглика.
— Я уверен, что это будет изумительно, собака.
Яростные глаза Скитальца исчезли — тот накинул на лицо Пейта свою накидку и придвинулся ближе, обхватив ладонями его голову.
— Будь хорошим мальчиком.
Огромный соблазн откусить Крейтону член разбился вдребезги об чувство отвращения и удушающего желания закричать. В представлении Пейта их хрупкий союз рассыпался, будто башня под градом из пушечных ядер. Однако, в таком состоянии сопротивляться наказанию воин не мог.
Зато мог отомстить. Потом. Когда обидчик не будет этого ожидать.
— Давай, я верю в тебя, ты не разочаруешь.
Убийца надавил на затылок Пейта ладонью, проскальзывая членом в его горло. Горьковатый привкус желчи и нехватка дыхания едва не лишили его чувств, но мародёр удержался и издал приглушённый стон, прижимаясь языком к горячему от напряжения стволу. Не жалея жертву, Крейтон двигал бёдрами навстречу, вырывая ещё один за другим приятные слуху звуки чужих страданий, затем резко отстранился, опуская презрительный взгляд.
Как насчёт того, чтобы просто спросить о том кольце?
— Видел бы ты себя, Пейт.
Кашляя, воин глубоко дышал, пытаясь прийти в себя. Когда Скиталец грубо поднял его и недовольно цокнул языком, мир вокруг снова окрасился яркой размытой акварелью, а к горлу подкатила тошнота.
— Ты жалок.Старайся лучше.
Держа Пейта за волосы, Крейтон снял накидку и бросил её на сырой подвальный пол.
— Удиви меня.
Пытаясь сфокусировать полный ненависти взгляд на лазурных глазах убийцы, мародёр не нашёл в себе сил сопротивляться, ибо тело его не слушалось. Ответить он тоже не успел, поперхнувшись от снова проскользнувшего в его горло члена.
— Будто никогда не ласкал мужчин. Оближи меня, как следует, и я награжу тебя. — продолжал издеваться Крейтон, хрипло выдыхая сквозь прорези маски.
Пейту оставалось лишь подчиниться.
Или же сжать зубы на горячей плоти и глотнуть его отравленной крови.
Кольцо распаляло ненависть и ускоряло падение Крейтона в бездну безумия. Теперь они оба это знали.
Башня рассыпалась на глазах, словно сделанная из песка.
— Работай языком.
Боль в треснувшей губе стала почти невыносимой. Но зато она отрезвила Пейта и позволила ему кое-что вспомнить.
Когда не работает тело, ему действительно оставалось лишь “работать языком”. Только не в том смысле. Крейтон, сам того не подозревая, подкинул жертве идею, как освободиться и дать отпор.
— Что, хочешь что-то сказать мне, мразь?
Отстранив Пейта от себя, Скиталец сжал его шею и ощутимо встряхнул. Но тот лишь ухмыльнулся.
— Будь у меня… больше свободы… Я бы показал тебе… На что способен.
— Ой ли. С чего бы это мне верить злобной лисе? — сощурился убийца и встретился с глазами мародёра, чувствуя нарастающее желание разорвать бывшего союзника на куски.
— Потому что лиса застряла в капкане и пытается спасти… спасти свою поруганную честь… Любыми средствами.
У него бы не хватило сил на то, чтобы ударить Крейтона. Но опрокинуть убийцу Пейт сумел. Глухой металлический звук ударившегося об камень железного шлема оглушил его обладателя, и Скиталец вскрикнул от неожиданности, едва мародёр оседлал его бёдра и выдохнул:
— Вогнать бы тебе член в глазницу, но… Я же обещал.
Сжав пальцы на шее убийцы, мародёр с трудом избавился от навязчивой мысли: он хотел сорвать с Крейтона маску и вцепиться ему в губы животным поцелуем, кусая до крови. От перенапряжения Пейт слишком быстро ослабел и почти рухнул на кашляющего Скитальца, уже слабо соображая, что происходит вокруг него.
— Сука.
Задыхаясь, Крейтон растерял всякое желание продолжать. Хотя бы оттого, что быстро кончил, ощущая, как тесно прижимался к нему жаждущий мести Пейт. Последний, с трудом ворочая языком, произнёс:
— Твоё кольцо…
Скинув с себя мародёра, убийца закрыл глаза и спросил, не давая ему закончить:
— Где оно?
— Надеть бы его тебе на член… Больше бы было пользы.
Звякнув об пол, кольцо с шипами укатилось к сырым бочкам. Избавившись от него, Пейт зажмурился и сипло проговорил:
— Подавись.
Крейтон на это лишь самодовольно ухмыльнулся и кивнул своим вяло проплывающим в голове мыслям. Перекатившись набок и нависнув над теряющим сознание Пейтом, Скиталец наклонился к его губам и прошептал:
— Хороший мальчик.
КОЛЕСО ФОРТУНЫ
Лотрик/Лориан
Лотрик/Лориан
Находясь на спуске колеса человек, чувствует свою беспомощность, он как будто пешка в чужой игре.©
Они занавесили окна в моей спальне, чтобы вместо солнечного света я в темноте искусственной ночи наблюдал за танцующими отблесками пламени. Чтобы я помнил о своём предназначении.
Чтобы смирился со своей участью.
— Ты снова упал?
Цепляясь за простыни, страдая от бессонницы и нестерпимого жара, я был вынужден в одиночестве коротать свои дни. Эмма говорила, что моя беспомощность — это плата за грехи отца и безрассудство матери.
— Лотрик. Позволь мне тебе помочь.
Не в силах даже забраться обратно на постель, я обессиленно рухнул в объятия своего младшего брата. Когда Эмма позволяла, он подолгу сидел со мной и читал вслух найденные в Архивах старые книги. Пересказывал мне легенды о богах и рыцарях минувших Эпох. Перебирая пальцами мои волосы, Лориан всегда знал, когда замолчать, а когда продолжать говорить, лишь бы заполнить давящую тишину. А потом задувал свечи и уходил. Ему нельзя было оставаться.
— Хочешь пить?
Осторожно подобрав с пола длинный шлейф моей мантии, Лориан уложил меня на кровать и стянул с головы капюшон, чтобы я мог видеть, что происходит вокруг. Я не знал солнечного света уже слишком долго, кожа моя побледнела и будто истончилась, похожая на рисовую бумагу, но брат всегда говорил, что это не так. Что я сильнее. Старше. Мудрее. Что я смогу преодолеть болезнь и выполнить своё предназначение.
Отойдя к столу, на котором покоился кувшин и гнили остатки недоеденной пищи, Лориан налил в бокал пресной воды и поднёс мне. Помогая мне его держать, брат терпеливо дождался, пока я допью и посмотрел на меня с едва заметным оттенком жалости, от чего мне тут же стало дурно.
— Не смей… жалеть меня.
— Я не могу спокойно переносить твою боль.
От выпитой воды больше не тошнит. Убрав спутанные волосы от моего лица, Лориан приподнял меня и подложил под голову одну из скомканных подушек. Тщетно пытаясь заснуть, я всегда с остервенением раскидывал их по всей комнате, разрывал дорогие ткани и многочисленные шёлковые покрывала. Эмма ругалась, а отец приказывал портным делать их прочнее, чтобы мне было сложнее всё портить.
Только Лориану было плевать на королевскую отделку спальни. Единственной его мечтой, я знаю, было вывести меня отсюда и показать мне звёзды на ночном небосклоне. Он говорил, что они похожи на россыпь маленьких бусинок, просыпанных на мои чёрные одежды.
— Я всё чаще вижу во сне Первое пламя… — сказал я, комкая одеяло. — Вижу, как оно гаснет. И знаешь, Лориан, это самое прекрасное, что мне когда-либо снилось. Постепенное погружение в вечную тьму, где не будет больше боли и страданий.
— Скоро всё закончится. Всё будет хорошо, Лотрик.
— Ты говоришь мне это каждый день. И каждый день я всё больше убеждаюсь в том, что ты сам себе не веришь, когда слышишь это.
Лориан замолчал и осторожно взял меня за руку, как когда-то в детстве. Тогда всё было лучше, чем сейчас, нам даже позволяли засыпать и просыпаться вместе. Эмма часто водила меня вниз в тренировочные казармы, где я наблюдал, как мой старший брат постепенно превращается в доблестного воина, в несгибаемый клинок Королевства. Он был сильнее и крепче меня, и даже мог поднять двуручный меч, став постарше. А мне оставалось лишь постигать тайны магии и благословенных чудес. Как если бы они мне пригодились.
Я ведь даже самого себя спасти не в силах.
— Лотрик?
Приоткрыв глаза, я посмотрел на Лориана и крепко сжал его ладонь. Так крепко, как только мог.
— Давай сбежим?
Подобная братская наивность вызвала у меня грустную улыбку. Я устал тешить себя иллюзиями. И устал врать.
— Куда?
— Туда, где нас не найдут.
Тяжело осознавать, что единственное, чем брат смог бы помочь мне, способно погубить нас обоих. Глупое самопожертвование, поглощение чужой боли: разве этого я бы хотел для Лориана?
— Нас найдут даже в далёких землях Карима. Мне не сбежать от своего предназначения, как тебе не сбежать от трона. Но я обещаю, что в каждом отблеске свечи ты будешь видеть Первое Пламя, которое поглотит меня без остатка.
Он опустил голову. Стал наклоняться ниже, ниже, пока не прижался ухом к моей груди. При мне ему можно было не скрывать слёзы, ибо мы делили одну материнскую утробу на двоих. Мне оставалось только догадываться, какое решение примет Лориан, прощаясь со мной навсегда.
Не будь я собственником, я бы, наверное, пожелал ему прекрасную королеву рядом и ораву здоровых крепких детишек.
Но при одной мысли об этом меня снова начинало тошнить.
— Я бы хотел забрать твою боль полностью.
— Я знаю, Лориан.
Эмма говорила мне, что подобное возможно. Сшить наши души, будто кусочки лоскутного одеяла. Тогда бы мы стали одним Повелителем Пепла с одним пылающим сердцем на двоих.
Для нас бы перестало существовать понятие “я”.
И это место стало бы нашей могилой.
— Поспишь со мной, пока кормилица не вернулась? — попросил я после возникшей между нами тяжёлой паузы.
Лориан поднял голову, посмотрел на меня со слепой преданностью во взгляде и тихо ответил:
— Конечно, мой возлюбленный брат.
Когда Эра Огня подойдёт к концу, меня не станет.
Но что если я откажусь возжигать Первое Пламя своей пылающей душой?
Вдруг мы станем свободными?
И даже в полной темноте, я знаю, я верю в это, Лориан будет так же обнимать меня, защищая от жестокой Фортуны.
В таком случае… Не гоже мне пред нею пресмыкаться.
Верно?
ПОВЕШЕННЫЙ
Лоскутик/Серокрыс
Лоскутик/Серокрыс
Стадия в духовном развитии, когда надо освоить способность добровольно пожертвовать чем-то для достижения цели, если нужно, с миром отпустить то, что было. ©
— Что с тобой стало, Серокрыс. Посмотри на себя. Выглядишь так, будто бы весь легион нежити вытер об тебя ноги.
Лоскутик не лукавил, когда говорил, что благодарен вору за спасение. Не лукавил, когда улыбался и делился награбленным. Не лукавил, когда делился с ним супом и водой.
Не лукавил. Серокрыс был в этом свято убеждён. До этого момента.
— Добрался до Храма без приключений, хм? — протянул вор не без издёвки. — Смошенничал небось. Налил смолы в чьи-то уши, дабы нажиться на чужом барахле, а потом вымолить прощение?
Лоскутик продолжает улыбаться, наблюдая за собеседником, а потом садится на корточки напротив и небрежно дёргает вверх капюшон раба, вызывая у Серокрыса желание отпрянуть как можно дальше.
Как жаль, что позади него стена.
— Не снимается? А жаль, я бы с удовольствием поглядел на тебя, Серая Шкура. Сколько знакомы, а ты всё не избавишься от этой уморительной шляпы. — протягивает мародёр, на что вор лишь отмахивается.
— Это моё наказание, и я ношу его с честью.
Стараясь отвлечься от непристойно настойчивого взгляда, вор соскакивает с табурета и начинает собирать снаряжение, напоминая юркую белку, только что обокравшую чужое дупло. Когда они первый раз встретились в подземельях Лотрика, Лоскутик отметил, что Серокрыс всегда таскает с собой мешок различного барахла, в котором можно было найти что угодно от стаканов до позолоченных вилок. Тогда ему подумалось ненароком, что он непрочь покопаться в этом мусоре, но быстро отбросил эту шальную мыслишку.
Спасителей не обкрадывают, верно? Хитрая ухмылка Лоскутика на мгновение приобрела тёплые оттенки благодарности, благо вор этого не заметил.
— Собрался куда? В опасное путешествие? — потянув хвост капюшона Серокрыса на себя, мародёр легко опрокинул беспокойного воришку и ладонью потрепал его по затылку, добавляя: — Составить тебе компанию? Или ты всё так же предпочитаешь гордое одиночество?
— Ты чертовски прав. А теперь отпусти меня.
Убрав руки, мародёр садится на пол и скучающе закатывает глаза, продолжая наблюдать за копошащимся Серокрысом уже без прежнего энтузиазма.
— Куда пойдёшь? — спрашивает, и вор раздражённо оборачивается на него, хмурясь под капюшоном.
— В Иритилл.
Лоскутик прикусывает кончик языка, давясь воздухом, и смеётся, нервно дёргая накидку на кожаном доспехе. Что он знал о Холодной Долине? То, что туда лучше не соваться без причины.
Обокрасть Саливана может либо гений, либо безумец, а Серокрыс не напоминает ни того, ни другого. Лоскутик, конечно, не сомневался в нём, но в этом снежном крае даже превосходному мародёру делать нечего, если только тот не пожелает покончить жизнь самоубийством особо изощрённым способом. Защитники Олдрика не подпустят к их богу никого, там каждая собака чует чужой страх за версту, и будь ты хоть десять раз удачливым засранцем, против них у тебя нет шансов.
— Уверен, что справишься?
Серокрыс дёргает плечом, садится обратно на табурет напротив Лоскутика и, упираясь руками в тощие коленки, вызывающе подаётся вперёд.
— А тебе какое дело?
Мародёр фыркает. Перебирая в голове варианты ответа, он открывает рот, хочет что-то сказать, но вор поднимает ладонь, призывая собеседника к молчанию.
— То, что я спас тебя в Лотрике, ничего не значит. Мы не друзья. Ты не обязан помогать мне. Никто никому ничего не должен.
— Ой ли.
Лоскутик перехватывает кисть вора и с усмешкой переворачивает её ладонью вверх.
— Не за тебя беспокоюсь, а за эти руки. Талантливый вор своими руками способен украсть драгоценные камни из царской короны, и ты должен прекрасно понимать, о чём я говорю.
Серокрыс недобро щурится и качает головой.
Теперь он перестаёт понимать, лукавит ли мародёр или высказывает честное мнение.
— Откусят пальчики, и поминай, как звали. — глумливо продолжает Лоскутик. — Не спасёт тебя ни имя, ни хвалёная удачливость.
— Чего ты хочешь? — вздыхает вор. — Если желаешь в долю, то прости, я награбленное продаю, а не дарю каждому встречному.
Выпутав руку из пальцев собеседника, Серокрыс отодвигается к стене и понижает голос, когда мимо них проходит Корникс, пиромант из Великой Топи. Привыкший никому не доверять (даже самому себе), вор шепчет:
— Вернусь и обговорим этот вопрос. Либо обмен, либо души. Тебе решать.
Замолчав на мгновение, Серокрыс опускает глаза и искренне радуется, что собеседник не видит его немного нервной ухмылки. Под настойчивым взглядом Лоскутика врать тяжело, и вор отчасти понимает, что это бесполезно. Бесполезно даже пытаться, потому как мародёр сам превосходный лгун.
Они друг друга стоят.
— Думаешь, что кто-то из Негорящих тебя спасёт? — спрашивает Лоскутик.
— Я надеюсь на то, что справлюсь сам.
— Ты боишься смерти?
Серокрыс смотрит на собеседника и страдальчески сводит брови под капюшоном. Когда ему рассказали о смерти Лоретты, он действительно испугался, но лишь на мгновение. Впав в отчаяние, он вскоре задумался о смертной казни, как об освобождении, поэтому стал подписываться на все авантюры, которые подкидывала ему судьба.
Он хотел пожертвовать всем. Чтобы искупить свою вину перед Лореттой.
— Нет… — отвечает вор. — Я не боюсь смерти.
Поднявшись на ноги, Лоскутик тяжело вздыхает, явно неудовлетворённый этим ответом.
— Тогда прощай, Серая Шкура. Потом не говори мне, что я тебя не предупреждал.
Проводив мародёра тоскливым взглядом, Серокрыс сгребает с пола собранный мешок и вскоре молча покидает Храм Огня.
Стоит ему исчезнуть, как Лоскутик, облачённый в катаринские доспехи, выскальзывает следом, буквально наступая на воровские едва заметные следы.
Он никогда не лукавил, когда говорил, что обязан Серокрысу жизнью.