Продолжение фмоба

[.digital killer]

Желания
Освальд Кобблпот/БрюсУэйн
BATMAN TTG
Arctic Monkeys– I wanna be yours

Когда я пьян, а она безумна, мы почти друг друга стоим. © Буковски “Женщины”

Наш мир состоит из противоречий. Из извинений. Из постоянных домыслов. Из стыда и дерзкой правоты.
— Оз. Я забираю тебя отсюда.
Покуда наш мир таков, нам не скучно. Из мелочей состоит смысл нашего безрадостного существования. Несмотря на надежду, которая появляется у каждого, кто жаждет изменений, мы всегда получаем одно и то же.
Разочарование.
— С чего бы это, Уэйн?
Я за это время уяснил одну простую вещь: мир не подбросит тебе выигрышный билет, пока ты не хлебнёшь дерьма. И мы с тобой, Оз, уже хлебнули его так, что пора бы огласить наш общий джекпот. Верно?
— Я внёс залог. Ты выходишь под мою ответственность.
— Спустя год? Шутишь?
Из Блэкгейт дорога только одна — на электрический стул. Наш мир тебе бы отплатил сполна, если бы не я и ошибки моего отца. Возможно, ты меня осудишь (о, ты любишь осуждать), но сегодня я хочу исправить всё и сделать то, что должен был сделать ещё двадцать лет назад.
— Пойдём, Оз.
— Отвали.
Тебе идёт такой взгляд, Кобблпот. Сразу становишься похож на побитую дворнягу в парке, который я вызвался восстановить после того случая. Я даже поставил новый памятник, который не стал бы напоминанием о том, как ты, Оз, пытался превратить меня в решето пулемётной очередью. Я выделил деньги на то, о чём ты мечтал.
Жаль, нельзя так же восстановить твою ногу.
— Прости.
— Поздно, Брюс.
Я протягиваю тебе трость. Тебе, сидящему за столом в зале для приватных встреч, облачённому в тюремный комбинезон. Тебе. Я специально заказал такую, которая бы пришлась по вкусу: набалдашник выполнен из серебра и выглядит, словно пингвинья голова. Хочу, чтобы эта трость стала напоминанием нам с тобой о том, как ты возомнил себя богом.
— Ты пойдёшь со мной. Это не обсуждается. Я надену на тебя полицейский маячок.
— Я не просил тебя меня освобождать.
Наш мир состоит из двусмысленных взглядов. Из полицейских, которые выводят тебя насильно к моей машине, цепляют браслет и швыряют сумку с твоими вещами, которых не так много, как мне казалось. Я буду тем, кто поможет тебе встать. Протягиваю трость во второй раз. Открываю дверь.
Спиной я чувствую, как Альфред смотрит на меня с едва заметным осуждением, но я-то старика давно знаю. Он тоже тебя жалеет, как пожалел бы щенка, подброшенного к нашему порогу. Не говоря ни слова, он ведёт автомобиль в сторону моста, что соединяет Блэкгейт и Готэм, и заметно прибавляет скорости. Видимо, чтобы побыстрее оставить нас наедине.
— Как твоя нога, Оз?
— Болит.
Моим первым желанием (одним из многих) будет дотронуться до твоего колена, но я не пошевелю даже пальцем. Я смотрю на тебя с внимательностью породистой овчарки, что заметила на своей территории чужака, и отмечаю про себя, что за время пребывания в тюрьме ты стал более спокойным, хотя мог наброситься на меня в любую секунду, чтобы задушить голыми руками.
— Куда мы едем?
— Домой, Оз.
Когда моих родителей убили, знаешь, мне хотелось тебя обнять. Именно тебя, никого другого. Расплакаться на твоём плече и жалостливо попросить остаться. Сжать твою руку так же сильно, как тогда, помнишь? Ты взял на себя вину за разбитую любимую чашку моей матери. Она была такой доброй женщиной, что не стала наказывать обоих, но потом сказала мне, что врать и заставлять врать других нехорошо.
Но я не заставлял.
Ты сам вызвался принять удар на себя.
Когда машина тормозит у ворот, я выхожу первым и открываю тебе дверь, чтобы подать руку. Игнорируя мою помощь, ты упрямо поднимаешься сам, вертишь маячок на правом запястье и хватаешься за трость, словно без неё и вовсе не сможешь ходить. Парадоксально, но теперь ты даже ходишь, как пингвин. Посмеялся бы, Оз, но мне немного не до этого.
— Мистер Кобблпот не желает… — начинает Альфред.
— Нет, не желает… — грубо обрываешь ты его. — Мистер Кобблпот уже ничего не желает.
Знай, я обязательно схвачу тебя за руку перед высокой лестницей, что ведёт на второй этаж. Грубо сожму твоё предплечье так, что ты зашипишь на меня и дёрнешься в сторону, но тебе надо будет смириться с тем, что наше с тобой совместное проживание — это навсегда.
Пришлось заплатить огромные деньги, Оз.
Пришлось переступить через свои принципы, чтобы сохранить хотя бы одного паршивого, но друга.
Цени это. Прямо сейчас.
Чтобы подлить масла в огонь наших разногласий, я решаю поселить тебя в комнате для гостей, где мы раньше собирали железную дорогу. Там кровать, высокое окно и даже стол для работы и личных нужд. Признаться, я бы посадил тебя на цепь рядом с собственным кабинетом, чтобы ты всегда был рядом, но я же не изверг, пускай моя фамилия теперь и ассоциируется исключительно с этим словом.
Ты заходишь. Садишься на кровать. Я швыряю тебе под ноги сумку и некоторое время смотрю в глаза, чтобы прочитать в них хотя бы благодарность, но ты нем и глух к моим невербальным просьбам прислушаться и понять. Захлопываю дверь. От громкого звука, Оз, ты шарахаешься в сторону и произносишь:
— Зачем ты это сделал?
— Сделал что?
— Зачем внёс залог?
Чтобы преодолеть разделяющее нас расстояние, мне требуется всего один шаг. Сев напротив, я помогаю тебе снять ботинки и как бы невзначай задеваю больное колено. Я чувствую, как ты напрягся.
— Так надо. Так поступают друзья.
— Не неси чепухи, Уэйн. Ты явно хочешь поквитаться.
Наш мир не состоит из мести. Месть — это горький десерт в случае провалившегося званого ужина в окружении гостей из высшего света. Горький настолько, что есть его невозможно, но ты ешь, ешь, ешь и не можешь остановиться. Потому что знаешь, что в конце тебя ждёт сладкая вишенка.
Не люблю вишню.
— Разве? — спрашиваю. — Не похоже, чтобы я тебя бил, а ты оказывал сопротивление, Кобблпот.
Кивнув через плечо, я указываю на дверь личной ванной комнаты. Молча предлагаю тебе привести себя в порядок. Затем делаю долгую паузу и говорю:
— Потом выпьем и поговорим, идёт?
Ты смотришь на меня глазами своей матери Эстер и киваешь через силу, потому как забыться — это твоё единственное желание. Я выхожу, не оглядываясь, потому как знаю, что ты глядишь мне вслед с таким видом, словно я только что влепил тебе пощёчину.
Кто же знал, Оз, что прощение бывает таким болезненным.
Пора признать, что наш мир состоит из него и из постоянной боли. Осталось только научиться с этим жить.


У твоей улыбки после выпитого виски три оттенка. Первый ложится на язык нотками язвительного недовольства, второй горчит на корне языка невысказанной претензией, а третий оставляет сладкое послевкусие безумия. Моя рубашка тебе велика.
— И что теперь, Брюс? А?
Хочется ответить тебе честно, как Марта учила. Хочется сказать, что моим вторым желанием после выпитого виски станет твоё наказание. Знал бы об этом Джон Доу, он бы непременно запустил старую пластинку о том, что у каждого, даже самого благородного героя есть тёмная сторона, которую легко вскрыть, как подгнившую скорлупу ореха. У меня такая есть, стоило это признать.
Мне кажется, ты бы оценил то, что я собирался с тобой сделать.
— Ничего. Пей виски. Наслаждайся свободой. Ненавидь меня.
В каждом из нас живёт этот злой двойник, не дающий нам погрязнуть в пучине необоснованного добра и привязанностей. У Харви, у меня, у тебя. Иногда добрая часть берёт верх над разумом и заставляет задуматься о здравом смысле и правосудии, но потом обязательно просыпается вторая, которой необходимо лишь тупое насилие. Сейчас во мне ведётся борьба не на жизнь, а на смерть.
Любовь к тебе, как к другу.
И ненависть к врагу.
А твоя война из чего состоит? Из приятных детских воспоминаний и обиды на весь мир?
— Что, это всё? Вот так просто? — спрашиваешь ты.
— Не вижу смысла снова оправдываться и стучать в закрытую дверь.
Я всегда контролировал себя, когда пил. Пара глотков шампанского, немного виски с Харви — это была моя норма. Сейчас я пью бесконтрольно, так как мне хочется отбить у себя чувство привязанности к нашему с тобой прошлому и, как тогда, под наркотиком, втоптать тебя в кровавое месиво. Потому что ты заслужил боль и понимаешь это.
Твои пальцы дрожат. Ты сдерживаешься от особо яркого всплеска эмоций, ты устал, ты всё ещё не веришь в происходящее и наверняка размышляешь, как избавиться от маячка как можно скорее. Альфред приносит нам ужин. Вы обмениваетесь взглядами, в которых читаются недоверие и принятие через силу. Я знаю, что старик хотел бы видеть на твоём месте Харви Дента.
Ведь он не такой безнадёжный, как ты, да?
— Понравилось в Блэкгейте?
— Иди к чёрту, Брюс.
Недавно я думал о том, что Харви и ты — отражение моего тёмного альтер-эго, которое ломает преступникам пальцы и подвешивает мафиози за руки на арматуру. Ты избиваешь до потери сознания, а Дент устраивает суд Линча, кидая монетку и с помощью неё вынося вердикт.
Кто из нас троих безумнее? Или мы друг друга стоим?
— Мне всегда хотелось узнать, что будет, если мы просто поговорим. Обо всём, что случилось… — говорю я, поднимаясь с кресла. — Но, видимо, уже поздно просто болтать.
— Да уж, Брюс.
В отместку за Харви мне хочется сунуть твою голову в камин. Той стороной, которую ты изуродовал ему.
В отместку за Селину мне хочется выстрелить тебе в колено и смотреть, как ты истекаешь кровью.
В отместку за себя мне хочется опрокинуть тебя на журнальный столик и…
И что?
Чувствую запах палёного мяса. Наверное, он будет преследовать меня всю жизнь.
— Брюс, слушай, я… — ты поднимаешься со своего места, хромаешь в мою сторону своей пингвиньей походкой и кладёшь мне ладонь на плечо. Опрометчиво.
— Давай не будем. Бессмысленно.
— У тебя тут… — я чувствую, как ты пальцем что-то стираешь с моей щеки. — Неважно.
Твоя неловкость меня бесит. Поэтому я заключаю тебя в объятия, чтобы преодолеть первую закрытую дверь. Моим третьим желанием будет послушать, как ты плачешь.
— Странно обнимать тебя теперь… — говоришь.
— Объятия через силу в кабинете не считаются.
Чувствую твои руки на моей шее. Если прислушаться, можно уловить, как неровно ты дышишь. Плачь, Оз. Давай. За все те года, что мы с тобой не виделись, я послушаю. Сделаю то, что делают друзья, а потом…
Что я потом сделаю?
— Меня от тебя тошнит.
— Не ври мне, Кобблпот.
Хорошо, что Альфред оставил нас наедине, потому как, когда я охотно встречаю твой поцелуй сквозь яростное рычание, меньше всего я хочу слушать упрёки в свой адрес. Моими порывами руководит выпитый алкоголь, а твои мотивы скрываются за секундным помутнением в мозгу и за безумием, из которого состоит твой маленький лживый мирок.


Четвёртое желание — связать тебя и засунуть в рот кляп. Так ты не будешь много болтать. Я хочу затащить тебя в свой кабинет и, сбросив все лишние предметы, грубо опрокинуть на стол. Хочу вбить в тебя одну простую истину: я хороший человек, просто меня не стоит бесить. Почему-то мне кажется, что спорить с этим ты не станешь, да и не пожелаешь, потому что трудно сдерживаться, когда мечтал об этом моменте все двадцать лет. Я обязательно скажу тебе что-нибудь непристойное. Расскажу, что отверг Селину только потому, что не хотел её огорчать. Твои ответы мне не понадобятся, Оз, потому как я уверен, что тебе будет немного не до оправданий. Я отмечу в тишине, что от твоей кожи пахнет сигаретами и порохом, а ты лишь посмотришь на меня с вожделением и с силой сожмёшь мою руку, когда я грубо засажу тебе по самое основание.
Я никогда не спал с мужчинами, поэтому ты сможешь даже порадоваться, Оз. Тому, что ты такой первый и единственный. Обиженный на весь свет и на меня за грехи моего отца. Задумайся, насколько глупо это звучит.
Год назад ты забрал мою компанию. Мои деньги. Мою честь. Мою совесть.
А теперь вот украдёшь мой первый раз.
Мне бы обязательно захотелось трахнуть тебя где-нибудь в другом месте. Например, в рабочем кабинете в башне Уэйнов, когда офисы опустеют. Там это будет смотреться ещё более унизительно. Я представляю, как ты будешь кричать, когда я заставлю тебя встать больным коленом на битое стекло (специально для этого разобью что-нибудь особенно ценное). Потом предложу тебе чай, настоящий английский чай, а в итоге заставлю вылизывать мой член (обязательно стоя на больном колене).
Не думай, что ты останешься без подарка. Тебе непременно понравится, как я сам это сделаю в первый раз, тоже стоя перед тобой на коленях.
А потом, быть может, у нас с тобой всё наладится.
Я сниму с тебя маячок. Дам работу. Дом. Деньги. Быть может, расскажу тебе свой самый главный секрет и позволю спать рядом. Как когда-то давно. Тебе всё ещё снятся кошмары, Оз?
Я бы хотел тебя от них защитить.
Ну, а пока…

— Что это было?
Ты отстраняешься и гнусно усмехаешься мне в лицо.
— Поцелуй. — Отвечаю я с нажимом. — Мне казалось, ты этого хотел.
Пятое желание — врезать тебе по лицу. Шестое — сломать тебе нос во второй раз.
— Хотел. Да… Вышло немного спонтанно. Не находишь, приятель?
Наш мир состоит из неожиданных открытий. И из вот таких вот взглядов.
— О чём ты думаешь, Брюс?
Я думаю о том, что хочу повторить всё то, что пролетело перед моими глазами в одночасье, но светлая сторона моего разума жаждет прикоснуться губами к твоей ладони.
Хочет убедиться, что всё это взаправду и послушать, как ты плачешь. По-настоящему горько.
— О том, что хочу исправить свои ошибки. И тебе советую сделать то же самое.
Ты проводишь пальцами по своим губам в задумчивости и садишься обратно в кресло, потирая колено.
— Я рад, что ты простил меня, Уэйн.
— Я тоже рад, что ты принял меня, Кобблпот.
А для себя я решаю, что виски — не лучшее топливо для ярости. Достаточно лишь мимолётной мысли о чём-то таком, что вызовет сожаление и восторг одновременно.
Противоречия. Из них состоит наша жизнь.
Верно?

Орёл или решка
Двуликий/Пингвин
BATMAN TTG
Megaherz– Ja Genau

Наркотики, обжорство, алкоголь или секс — просто очередной способ найти покой. © Чак Паланик Удушье

Кого ты видишь, когда смотришь в зеркало?
Харви Дента — спасителя Готэма? Или безумца, раскроившего свой разум на две половины?
Глядя на себя со стороны, ты думаешь, чем теперь готов пожертвовать во благо своего города.
— Разве это не забавно, хм? Смотреть на Готэм под таким углом?
Стальной кончик зонта звонко отбивает ритм неровных шагов по шахматному плиточному полу. Двуликий задёргивает шторы и медленно отходит назад от окна, затылком ощущая внимательный взгляд сквозь круглые стёкла пингвиньей маски. На город опустилась ночь, наступает время Летучей мыши, а это означает, что все преступники должны прятаться по норам и ждать удобного часа.
Разве это не бесит тебя, Харви?
— Казалось бы, ещё совсем недавно ты был мэром. Заявлял, что изменишь мир. А что теперь? — продолжает голос из-под маски. — Ты лишь маленькая забытая история, пятно на белом полотне, стыдливо прикрытое заплаткой из оправданий. Клеймо преступника не смыть простой исповедью.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Харви. — В з о о п а р к е п л о х о к о р м я т? — спрашивает Двуликий.
Освальд усмехается неуместной шутке и, когда Дент оборачивается, подбрасывает на руке тяжёлую монету. Глядя на обезображенное лицо Харви, он улыбается под маской, понимая, что это чудовище он сам создал на тех злополучных дебатах. Взгляд Кобблпота скользит по обугленной плоти у челюсти Дента, по покрасневшим белкам глаз, по оголённым связкам и зубам. Он не отворачивается. Единственный из всех.
И Двуликий это ценит. А Харви не очень.
— Кинешь монетку? Или сегодня мы пропустим по стаканчику виски без этой глупой чепухи с судьбой? — Говорит Пингвин, тяжело опираясь на зонт.
Глядя на его костюм, сшитый на заказ, Харви думает о том, что ещё в Блэкгейте пытался убить Кобблпота. Они устроили драку во внутреннем дворе под проливным дождём, Пингвин набросился на него, будто истеричная фурия, жаждущая крови, а Дент решил, что выместить злобу на ближайшего виноватого — гениальная идея. Легче не стало. Но когда в тюрьме случился бунт, спровоцированный Джокером, Освальд стал его союзником, потому как объединяло их беды одно имя.
Брюс Уэйн.
— Обойдёмся без монетки… — говорит Харви. — Т в о ю с у д ь б у я р е ш и л у ж е д а в н о, — говорит Двуликий.
Последнее время уживаться в одной голове им стало гораздо спокойнее.
— Вот и славно, что вы меня приняли, ребята… — усмехается Пингвин, намекая на то, что имеет дело с двумя личностями. — А то я уже подумал, что впал в немилость у того, чьё лицо не напоминает подгоревший чизбургер.
Заброшенный зал суда, уютно расположенный под носом у Лечебницы Аркхэм, ныне являлся домом для Харви Дента. Зоологический музей же, оставленный на растерзание бездомным — подпольной базой пингвиньей армии. Пока Джокер развлекается в самом городе, им остаётся лишь запустение и бесславное ожидание указаний, ибо безумие правит бал на улицах, а организованная преступность зализывает раны после усиления полицейского контроля и до сих продолжающейся паники в связи с кончиной Фальконе.
Двуликому не нравится ждать. А Харви вполне устраивает некое затишье перед бурей. Отомстить Брюсу Уэйну — его первостепенная задача, которая, впрочем, может и подождать.
— Мы не друзья, Пингвин. — Говорит Дент.
— А я и не говорил ничего про дружбу, приятель. Просто радуюсь, что ты не желаешь перерезать мне горло.
Освальд подходит слишком близко, настолько близко, что Двуликий начинает нервничать. Снимает маску и кладёт её на стол, где удобно расположились начатая бутылка с алкоголем и парочка стаканов. Обустроить себе жильё здесь, среди раздолбанных кресел и обугленных стен — очень символичный шаг для Харви. Пингвин солидарен с подобным мнением.
— Гляди… — Освальд подбрасывает монетку и ловит её, показывая Денту с обеих сторон. — Специально искал подходящую. Орёл — белый и блестящий. А решка чёрная и мрачная. Как раз для твоих фокусов.
— Ещё немного и ты начнёшь меня раздражать, Кобблпот.
Пингвин прикуривает от зажигалки, демонстрируя Харви разбитые в кровь костяшки пальцев. Затянувшись пару раз, Оз разворачивает к нему сигарету и смотрит на ту сторону лица, которая всё ещё пахнет медицинским клеем.
— Открой рот, Дент.
Когда Харви хватает зубами фильтр, оголённые связки на его челюсти неприятно натягиваются до такой степени, что кажется, будто они вот-вот лопнут. Он никогда не курил, будучи примером для подражания, пропагандировал здоровый образ жизни и мироощущение праведника, но после Блэкгейта рухнул в никотиновую бездну с таким удовольствием, словно это всегда являлось смыслом его жизни. А Освальду просто нравится то, как дым обволакивает огрубевшие ткани на левой половине его лица.
Засунув монетку в нагрудный карман Дента, он задумчиво проводит ладонью по его плечу и дотрагивается до покрытой шрамами руки. За этим Двуликий следит особенно внимательно, не давая Харви сказать хотя бы слово.
— Ч т о т ы д е л а е ш ь? — спрашивает он.
— Оцениваю наши перспективы.
Дохромав до уцелевшего стула, Кобблпот садится и манерно закидывает ногу на ногу — та, что скована ортезом, оказывается сверху. Харви понимает, что с подобной травмой ходить — то ещё удовольствие. Двуликому же хочется закрутить болты потуже. Так, чтобы Пингвин орал от боли при ходьбе.
— Готэм такой прекрасный, когда его лихорадит… — продолжает Пингвин, глядя на зашторенное окно. — Всё ещё не хочешь присоединиться к клоунаде, что устроил Джон?
— Нет. — Говорит Харви. — Д а. — Отвечает Двуликий.
— Каждый раз, когда вы друг с другом не согласны, происходит какая-нибудь жесть! — недовольно шипит Кобблпот и подаётся вперёд. — Возьми себя в руки, Дент!
— Н е с м е й г о в о р и т ь Х а р в и, ч т о е м у д е л а т ь.
— Какие мы нежные. Я сюда прихожу уже в который раз, а ты всё ещё не решился действовать. Я был недостаточно убедителен? Пока мы здесь создаём новые проблемы с твоими мозгами, там, в городе, Уэйн пьёт очередной бокал шампанского за то, что засадил нас за решётку! — ткнув зонтом в сторону бывшего мэра, Освальд нехорошо щурится и добавляет. — И наверняка твоя подружка вовсю с ним веселится, пока ты на развалинах хнычешь, как побитая дворняга. Надо с ней поквитаться...
— Селина. — Начинает Харви, но Кобблпот грубо его прерывает:
— Вот. О чём я и говорю. Всё зло от женщин.
Пингвин вспоминает Вики Вейл. Чаще положенного. Задерживает мысль в голове, пытается понять, где он просчитался, и память неумолимо тащит его к Брюсу, в тому злополучному парку, к их личной точке невозврата.
Двуликий же мечтает видеть город в огне. Подойдя ближе к Освальду, он выдыхает дым ему в лицо и спрашивает:
— С к а к о й э т о с т а т и м н е о б ъ е д и н я т ь с в о и у с и л и я с к р ы с о й в р о д е т е б я?
В этот момент Кобблпот понимает, что личность Харви подавлена. Ему нравится тот, другой, он более сговорчивый, пускай и склонен к хаотичной смене настроения. С ним не скучно, он не станет упиваться угрызениями совести и выставлять себя жертвой.
Идеальный напарник. Точка давления на Уэйна, если придётся прибегнуть к плану Б. А ещё отличный собутыльник. Они это уже проходили.
— Потому что у тебя, кроме меня, никого нет, приятель. — Легко улыбается Освальд, проводя пальцами по рубцам и огрубевшей плоти, — Может всё-таки нальёшь мне выпить, хм?
Они опустошают свои стаканы молча, на автомате, следуя сценарию, сыгранному ими уже в который раз. Затем Кобблпот подходит к окну и, выглядывая наружу, долго смотрит на ночные огни Готэма. Когда алкоголь бьёт по мозгам, Пингвин впадает в некое состояние пассивной меланхолии, но Харви знает, что его гость скорее всего просто пытается найти повод уйти, драматично громко хлопнув дверью.
— У тебя есть план? — спрашивает он.
— Хотел бы я, чтобы у меня он был. Потому что у Джокера, например, плана нет, ему просто хочется веселиться и наблюдать за тем, как люди сами швыряют себя в пропасть.
— Т о г д а, м о ж е т б ы т ь, т е б е с т о и т в к л ю ч и т ь с в о и н и к ч ё м н ы е п и н г в и н ь и м о з г и? — Двуликий хватает Кобблпота за волосы на затылке и ударяет об оконное стекло, ощутимо, но не настолько сильно, чтобы его разбить. Не успевая отразить следующий удар, Освальд рычит, хватая бывшего мэра за грязный пиджак, когда Дент приподнимает его над полом, крепко стиснув шею.
— Эй, мы… Так не договаривались! — зло выдыхает Пингвин. — Отвали!
— З а с т а в ь м е н я.
Комната, освещённая галогеновой лампой, теперь озаряется неоновыми вывесками Готэма. Пнув ортезом Харви по колену, Освальд вырывается и, опрокинув Дента на пол, ударяет его кулаком в лицо. Точно с левой стороны. Понимая, что это вряд ли приведёт в чувство съехавшего с катушек мэра, он тянется к пистолету, но Двуликий перехватывает его руку за запястье.
— Кроме меня, у тебя никого нет! В отличие от Брюса Уэйна, я держу своё слово, помни об этом! — кричит Кобблпот и, когда в зал вбегают бандиты Харви, рычит: — Пошли вон!
— М н е н е н у ж н ы д р у з ь я.
Выпутывая руку из железной хватки Двуликого, Освальд стреляет в хлипкую дверь, за которой скрываются наёмники, и снова ударяет Дента по лицу, в ответ получая по челюсти. Пистолет выскальзывает из рук и, когда Харви, сделав рывок вперёд, подминает под себя брыкающегося Пингвина, тому приходится сдаться, потому как разница в весе ощутимая. Против взбешённого Двуликого сейчас у него не было козырей.
Кроме, пожалуй, лезущих в голову острот.
— Мы можем договориться… — Освальд даёт задний ход своей ярости и улыбается. — Можем стать преступными королями, заполучить себе ослабленный город и править на его улицах.
Харви задумывается на секунду и медленно опускает занесённый кулак.
— Возьмём вилы и факелы и сожжём каждый дом, на котором будем красоваться фамилия Уэйн. — Шепчет он, пользуясь тем, что привлёк к себе внимание. — А потом вздернем Бэтмена и вывесим его труп на всеобщее обозрение, чтобы Готэм услышал об этом. Наш Готэм.
— М о й Г о т э м… — повторяет за ним Двуликий и улыбается правой половиной своего лица.
— Да-да, господин мэр… Ваш.
Почувствовав, что Дент уступает, Кобблпот подаётся вперёд и маниакально улыбается, продолжая:
— Больше никто не будет страдать. — Говорит он в обезображенные губы. — Город переродится, и на развалинах мы построим новый. Где больше не будет таких, как Фальконе, Уэйн и Хилл. Революция, Харви.
— Д ж о к е р у б ы п о н р а в и л и с ь т в о и с л о в а… — хрипло смеётся Двуликий. — О н л ю б и т п о д о б н у ю р и т о р и к у.
У них это не в первый раз. Залив в себя виски, опьянев от сказанных высокопарных речей, они всегда заканчивают одинаково. Бросаются друг на друга, будто звери. И хотя Харви против, Двуликий не упускает случая упасть в домну греха и почувствовать свою власть. Он понимает, что нужен Пингвину, даже если тот утверждает обратное, и это у них взаимно.
— О, этот взгляд. — Улыбается Оз. — Я узнаю этот взгляд.
— Х о ч у р а з б и т ь т в о ё л и ц о.
— Надо же, в прошлый раз ты высказывал совершенно иные желания.
Кобблпот обрисовывает кончиком пальца вскрытую челюсть Двуликого и прижимает колено к его паху, возбуждаясь от одной только мысли о том, что это готэмское чудовище — его творение. Порождённое брошенной монеткой и хорошенько прожаренное.
— Что ты делаешь? — спрашивает Харви. — П р о д о л ж а й… — выдыхает Двуликий.
Наверное, это хреново, когда одна половина твоего разума сопротивляется, а вторая ждёт поощрения и иллюзорного ощущения полного контроля над ситуацией. А Двуликому хочется контролировать и владеть, не важно какой ценой.
— У вас снова разногласия? Ничего, я это исправлю, приятель.
От тошнотворного запаха медицинского клея и антибиотиков у Освальда кружится голова, но он целует Харви с таким непотребным наслаждением, будто всю жизнь об этом мечтал. И хотя поцелуй выходит нелепый, Пингвин всё равно ожидает ответа. Потому что это необходимо ему в той же степени, что и самому Денту.
— Скажи, Селина была хороша? — спрашивает Оз.
— Может, мне спросить у тебя то же самое про Леди Аркхэм?
Двуликий поднимается, хватает Кобблпота и тащит его по полу до ближайшей скамьи за ортез, чем вызывает у Оза неконтролируемую ругань, слабо различимую из-за британского акцента.
— Н а к о л е н и! — приказывает Двуликий и садится, небрежно расстёгивая ширинку на брюках. — Т ы ж е л ю б и ш ь п о д ч и н я т ь с я.
— Леди Аркхэм я не подчинялся… — злобно щурится Освальд, потирая ногу и глядя на Харви с укоризной. Хотя ему тяжело скрыть очевидное: когда Дент т а к говорит, ему тяжело отказать.
— Давай кинем монетку, Оз. Орёл — ты сделаешь всё, что я попрошу. Решка — вылетишь в окно. — Предлагает Дент с кривой усмешкой.
— По-моему, мы уже условились, что обойдёмся без монетки.
Когда он подползает ближе, Двуликий хватает его за волосы и давит на затылок, привлекая к себе ближе. Язык Освальда касается члена Харви, и от этого прикосновения горячая волна стыда пробегает вдоль его позвоночника.
Ему не нравится то, что происходит. Двуликий же хочет б о л ь ш е г о.
— О т к р о й р о т, К о б б л п о т.
Только делится он далеко не сигаретой.
Пингвин закрывает глаза и, чувствуя, как член едва не проскальзывает ему в горло, вызывая рвотный рефлекс, пытается подумать о чём-то отвлечённом, но в голову ему врывается лишь назойливый образ Брюса Уэйна. Ему хочется, чтобы на месте Дента был Брюс, никак иначе, и эта мысль успокаивает его, позволяет отдаться вожделению без остатка. Двуликому же оправдания не нужны. Он просто берёт и всё. Поощряя Освальда, он прижимает ботинок между его ног и криво усмехается, сбрасывая ладонь Пингвина со своего бедра.
— Я н е р а з р е ш а л с е б я т р о г а т ь.
Снова надавив Кобблпоту на затылок, он заставляет его взять глубже и не позволяет отстраняться. Оз кашляет, давится, и в итоге пытается податься назад, издавая приглушённый стон. За это мгновение неподчинения Дент ощутимо давит на его пах, и Пингвин совершенно непотребно скулит, желая свести ноги.
— М ы с о ж ж ё м э т о т п р е к р а с н ы й г о р о д. — Шумно выдыхает Двуликий, довольно кривя не обезображенную половину рта в улыбке. — В о т л и ч и е о т т е б я, у м е н я д о с т а т о ч н о м о з г о в, ч т о б ы п р и д у м а т ь п л а н. Д а, с у к а?
Он хрипло стонет и продолжает:
— Будем играть по моим правилам. Т ы б у д е ш ь п о д ч и н я т ь с я с в о е м у м э р у.
Дент позволяет Освальду продышаться и прокашляться, но затем запускает пальцы ему в рот и заставляет смотреть себе в глаза. Секунды растягиваются в бесконечность, прежде чем Харви берёт верх над своим разумом и отталкивает от себя Кобблпота.
— Уходи. Я не хочу всего этого.
— Сволочь.
Где-то в центре Готэма раздаются глухой хлопок и взрыв, от которого дребезжат стёкла. Пингвин снова приближается к Денту и, отнимая ладонь от его лица, указывает на окна, безумно улыбаясь.
— Веришь в знаки?
Обхватив пальцами его стояк, Освальд начинает медленно двигать рукой, шепча:
— Возьми себя в руки. Сыграем по твоим правилам. Погрузим Готэм в хаос. Сейчас или никогда.
Харви стонет, и его голос заметно грубеет, когда возвращается Двуликий. Пингвин хочет, чтобы последний остался во главе угла хотя бы на пару часов, большего не нужно. Они выйдут на улицы с вооружёнными наёмниками и помогут Джокеру.
Но со своими условиями.
Двуликий целует его шею. Горячо дышит и, подавшись в его ладонь, кончает, оставляя на коже следы зубов после укуса.
— Ты больше не будешь один. — Говорит Оз.
— Брюс говорил мне т о ж е с а м о е.
Пингвин смотрит на свою ладонь и облизывает пальцы, свободной рукой обнимая бывшего мэра за шею.
— В пекло Уэйна. — Рычит Кобблпот ему на ухо. — Мы и без него отлично справляемся. Он предал нас. Опозорил. Уничтожил. Это он виноват, Харви. Он и его ручная Мышь.
— Я у б ь ю и х о б о и х.
Накрыв ладонями разделённое пополам лицо Дента, Освальд довольно улыбается и хмурится, когда чувствует руку Двуликого между своих ног.
Его мозг снова коллапсирует в судорогах воспоминаний.
Но всё же он говорит:
— Вот это мне уже больше нравится, приятель.
И спокойно выдыхает, прижимаясь к Денту в притворной преданности, не имеющей ничего общего с любовью, которую он испытывал к Брюсу уже многие годы.
Быть может, если Харви пустит Уэйну пулю в голову, это принесёт ему покой.


На заявки вот по этому челленджу.

запись создана: 22.12.2016 в 14:08

@темы: Фикрайтерская шиза, Фанфики